Сергей Сюхин
Художник и скульптор Сергей Никандрович Сюхин, глядя сквозь призму своей жизни, утверждает приоритет триединства духа, души и духовности, создающего судьбу человека.
Триединство одухотворенности
Памятники и картины Сюхина овеществляют время в сокровенных образах. А что же сам ваятель и художник, каково его собственное ощущение времени?
Мы — в мастерской Сергея Никандровича, где все пропитано духом его родной деревни. Он — в медной утвари, несущей ласковое тепло рук его предков, в том коне - охлупене, что символизирует практичность и душевную красоту северных зодчих, в древних иконах и тонком аромате сухих луговых трав...
И ответы мастера на мои вопросы созвучны этой обстановке.
- Сергей, мы с тобой видимся так, словно сверяем друг по другу часы. Что определяет возраст?
- Думаю, крепость духа и умудренность разума. Внешнее - это зеркало внутреннего. Эта аксиома справедлива по отношению к художнику и созданным им вещам.
- На твой взгляд, вещь создать легко?
Все зависит от настроя, от глубины духа. Недаром в устойчивых выражениях нашего языка бытуют фразы «присутствие духа», «царит дух...», «руководствуясь духом...». Художник, приступая к работе, обязан привести самого себя в состояние душевной, духовной гармонии.
Только на навыки и технологии опираются лишь ремесленники, и это находит отражение в их «изделиях»: такие не трогают и не греют. Мастерство же оценивают не по форме, а по содержанию, по тому, как произведенное художником ляжет на душу зрителю. Я, принимаясь за работу, всегда настраиваю свою душу на гармонию с замыслом.
- Как это достигается?
- Наверное, у каждого по - своему. Все зависит от внутреннего мира человека, в котором всегда присутствует тайна. И как об этом расскажешь? Мне силу духа дает моя родная сторонушка — северная деревенька Пучуга. Простая и чистая, как снег в полях, естественная в своем бытие, как звездный круговорот, святая, как православный крест сельского храма... Чистота моего восприятия мира — оттуда, от моих корней, из моего деревенского детства. По нему, незамутненному, себя сегодняшнего оцениваю. Для меня русская северная деревня — колыбель и хранительница Духа нации!
- Выходит, оттуда родом душа художника...
- Да. Духовный климат малой родины во многом определяет и характер, и наклонности, и даже меру одаренности человека. А деревня, особенно северная, что ты! Как говорил Иоанн Кронштадтский, «дух Божий, благодать Господня разлиты вокруг в каждой травинке, в каждой букашке...» Годы взрослой жизни — это уже только посильная адаптация к предложенным условиям бытия. Опыт нарастает постепенно, лепится, как мускулы на голом остове скульптуры...
Рождение шедевра
- Неужели в детстве не привлекала техника?
- Нет. Меня никогда не тянуло крутить гайки! Гораздо интереснее было целыми днями пропадать на лугу, где паслось деревенское стадо. Ласка теплой, парной воды в реке, смолистый дух соседствующих с лугом боров, в которых и теплота беломошников, и удивительный вкус диких корешков и ягод, и грибные запахи рассветных туманов... Картинка из моего детства: конь в задумчивости, кивая головой, бредет в тумане без узды и седла...
А какая радость для парнишки бежать босиком по лугу, ощущая голыми ногами прикосновение трав! А запахи луга! Так, наверное, пахнет в раю — не надышаться... Там, в деревне, такое радостное раздолье! И в нем вызревает душа человека. Я называю это время впитыванием духа. Оно бывает только в первоначальном детстве, когда душа растет быстрее ручек и ножек. Полет детской души и ее соитие с родной сторонушкой я постарался выразить в своей картине «Моя деревня».
- Классическое полотно! Сколько бы лет ни прошло, а твой мальчик на сосне все парит душой над своей сторонкой, вечно юный, как ангел...
- Знаешь, философ Николай Теребихин, едва взглянув на эту картину, четко прочел всю ее символику.
- Да ее трудно не увидеть!
Мой взгляд невольно уходит в полотно на стене мастерской : миропорядок, изображенный с лаконичностью иконы... Емкий взгляд живописца на вселенские ценности, заключенные в окоем сельского лада с бесконечностью незримого простора. Образный крест, сотворенный сретением исконного древа и неизъяснимой шири. Драгоценный слиток щемящих образов, поднятых гармонией картины на философскую высоту духа, сочетающих в себе всю палитру художественно-смысловых традиций — от православной иконописи до космического континуума человеческой предопределенности. Великая внутренняя свобода, созерцательная умиротворенность, подчеркнутая неотвратимостью времени, искренней открытостью божественному откровению на пороге взросления. И легкое сожаление о невозвратимости невесомого прошлого горчит, покалывает, печалит... Ведь верно подметил в людях Никандрыч : главное в человеке — воспарение духа, полет души!
Вторя ходу моих мыслей, Сюхин резюмирует коротко и исчерпывающе:
- Соприкосновение с благодатью Божьей... Господь разместил сложное в простом и построил сложное — из простого. Не зря говорят, что Создатель близок к простым людям. Это — о тех, что родились и живут в деревне, которая при сравнительной скудности быта живет чисто, просветленно, без лукавства: «под Богом ходит». До небес здесь гораздо ближе, чем до преисподней. Для городского жителя, нынче стремящегося «убежать в деревню», она стала заменителем монастырского уединения, в котором каждый прислушивается к голосу Всевышнего, ища его в себе.
- Работая, мастер слышит этот призыв?
- Если он действительно мастер, то слышит. Художник может работать много, на износ, сутками. Да хоть всю мастерскую завалить готовыми работами! Но через фильтр времени пройдут одна-две картины. А чаще всего — ни-че-го.
- Почему?
- Классикой становится только то, что впитало божественный дух, отразило вспышку творческого просветления в душе мастера. Мне не приходится обязывать себя к этому - это моя потребность.
Если художник полагается только на себя, если им руководит гордыня, мол, талант вытянет, оригинальность решит проблему зрительской признательности, то зачастую идет по ложному пути; городит невесть что, высасывая из пальца... А результат — лишь вспышка интереса, мимолетный успех, неглубокий и беспамятный. У нас только два начала — добро и зло, поэтому можно творить либо во славу Господа, либо - в пустоту.
- Слышал сетования, дескать, уж всем - то Сюхин занимается, не много ли для одного?
- В детстве духа столько впитал, что разрывает и на все хватает! Я еще и кино снимаю, и книгу пишу, и на гармошке играю. А кто худенько духом запасся, тот пусть сетует...
Мастер-надежа
Честно говоря, обращение Сюхина к ваянию в бронзе многие оценили пристрастно, как и положено : знаковые работы художников всегда воспринимают именно так. Но за сюхинскую «бронзу» проголосовали горожане и гости города : они так отполировали рукопожатиями длань его Писахова, что стоит на пешеходной Чумбаровке, — на солнце горит! Сам видел, как дети в минус тридцать трясли за пятерню Степана Григорьевича и после не спешили сунуть ладошку в жаркую рукавичку : лезли сказочнику в ноги - котофеича погладить...
- Откуда в тебе тяга к монументальному искусству?
- Ваяние — моя первая специальность, которую я освоил в Абрамцевском училище на скульптурном отделении. Дипломной работой стал рельеф «Беломорье».
- А дальше?
- Не было «дальше». В советское время периферийному скульптору что - то сделать из бронзы было просто невозможно. Этот жанр был полностью в руках Москвы и Питера. Нам в провинции оставалось только лепить из гипса да резать дерево. Народный промысел на потребу дня... Монументальные вещи тогда были в связке с идеологией. Мертвечина денежной халтуры сделала отечественную скульптуру жанром выхолощенным, бездуховным. Мне до сих пор хочется скорее пробежать, втянув голову в плечи, мимо лапидарных памятников Ленину. У них жуткая аура, безжалостная какая - то, словно ильичей этих с ненавистью лепили...
Бронзовый век
- Что такое мастерство и как к нему приходят?
- В молодости я испытывал перед материалом робость сродни той, что испытывает начинающий автолюбитель, у которого «машина едет», а не он управляет ею. Опыт пришел далеко не сразу. Было трудно. А все, что дается трудом, дорогого стоит. Сегодня я легко подчиняю любой материал своим замыслам. Это и есть мастерство! Оно в художнике вызревает, а вместе с ним вызревают и замыслы. По - другому не бывает...
Иногда полезно побыть вне мастерской и ее инструментов. Почитать Шергина, Шмелева, Лескова, Личутина. Однодумно я с этими мужиками живу! Читал их много раз, но потрясает всегда, как впервые! Вот они — настоящие Мастера. А я уж по их тропке стараюсь путь держать.
- А что же с бронзой?
- С развалом Советского Союза исчез монополизм на скульптуру — твори - ваяй! Литейные заводы — частные. Материалы — пожалуй! Мастерские — изволь! Выбор тем — без границ. Поиск заказчика или мецената? И это художнику не ново... Правда, теперь заказчики чаще ищут меня, чем я — их.
- Как пришло в голову снова взяться за скульптуру?
- Все началось с имиджевомемориального проекта Чумбаровки. Эта пешеходная улица положила начало современному окультуриванию городского ландшафта в Архангельске, решившем на рубеже веков освежить архитектурный стиль своего центра. Комиссия, обсуждая опорные точки проспекта, решила, что нужен памятник северному сказочнику Писахову. Дело хорошее, но кому его поручить? Тут и вспомнили обо мне, мол, Сюхин иллюстрировал книжки Писахова, ему и памятник делать! Меня пригласили, предложили... И я тут же вспомнил, что по первому - то образованию — скульптор. Душа взыграла, а руки к делу потянулись! Так родился бронзовый Писахов, что стоит на углу Чумбаровки и Поморской. А у меня начался «бронзовый век».
- Что значит для тебя эта работа, она — живая?
- Не поверишь, до сих пор хожу к Писахову и беседую с ним, спрашиваю: «Каково, Степанушка, не осерчал ли на меня за то, что поставил «на семи ветрах», любо ли на людях?» Так и слышу, как он отвечает: «Да что ты, робя, ведь знаешь, что меня хлебом не корми, а дай с народом пообщаться! Утешил ты меня. Этакого - то почтения я раньше и не видывал!»
- А если не шутейно?
- Если серьезно, то герои книжных иллюстраций, картин и скульптур для меня всегда живые. Они с самого рождения обретают свою жизнь, в них поселяется душа, существующая по своей необъяснимой логике. В этом нет мистики — это результат того самого настроя на гармонию со своим творением, о котором я говорил выше. Герои моих произведений — отражение моего духа. Он, известно, субстанция неосязаемая, но беспокойная, ему присущи движение, энергия, действие. Вложенный в произведение, он начинает жить там самостоятельно. Я чувствую только радость, и она чужда авторской гордыне.
- Примерно так же в освященном храме начинает жить небесное благолепие...
- Когда на Чумбаровке я неподалеку от Писахова поставил памятник Сене Малине на рыбеналиме, почти физически ощутил, как между двумя скульптурами возникла духовная связь — этакая дуга, мощное, добротой и оптимизмом заряженное поле! Теперь моим мужикам еще б и жонку с прялкой дать, да мальцов в ногах у нее для веселья, то-то место засияло б пуще прежнего, исполнившись присутствием полноты духа! И герои Шергина в бронзе на Чумбаровке подчеркнули бы особинку жизни на нашем Севере. Но это пока — только в мечтах...
Первый ангел
- Какого скульптурного образа, символичного роли города в истории России, сегодня, на твой взгляд, не хватает Архангельску?
- Скажу о другом : над ним незримо витает наш хранитель архистратиг Михаил, но ни один ангел из его воинства пока не явился скульптурно в поморской столице.
Верю, что когда - нибудь и сам архангел Михаил сойдет с небес в город своего имени, в широко обозреваемое его пространство, чтобы образно явить горожанам свое живое заступничество. Мне хочется, чтобы рядом с ним люди испытывали радость, обретали веру, надежду, любовь... Настоящее — в этом.
- Согласен: настоящее от начала начал и от начала времен...
- Мы, живущие в Архангельске, часто даже не задумываемся о том, что живем в таком городе, аналога которому нет. В самом его названии на века впечатано: город архангела! И мы чьи? Архангельские! И покровитель наш — не рядовой ангел, а архистратиг, предводитель войска небесного! Если с Божьей помощью получится населить град Архангельский ангелами, тогда я с полным правом буду считать, что сделал в своей жизни что-то полезное.
В этом важном для меня и для города деле я уже нахожу понимание и поддержку в купеческом и предпринимательском сословиях. Оно и понятно! Ведь у каждого купца — свой ангел - хранитель.
Сейчас мы создаем в Архангельске отделение Всемирного Русского Народного Собора, который патронирует Святейший Патриарх Кирилл, а здесь свое председательское покровительство нам окажет митрополит Архангельский и Холмогорский Даниил.
Лад
- Семья понимает художника?
- И тут все Господь устроил! Я - то только заповедь исполнил: не женись на стороне. В свое время мой земляк Афанасий Васильевич Конухин поехал из Пучуги в Нарьян - Мар работать, а как на пенсию вышел — домой вернулся. И внучку Верочку с собой привез. Вот с ней, с моей берегинюшкой, мы тридцать восемь годков душа в душу и живем. Две дочки у нас. Старшая, Юля, по моим стопам пошла, в Москве Академию им. В. И. Сурикова окончила, пишет картины и иконы. Ее муж, Алексанр, — скульптор. Младшенькая, Наташа, как мама, окончила ПГУ. Ее муж, Андрей, — выпускник Военно - воздушной академии им, Можайского.
Внучки, Анна, Ульяна и Арина, все лето проводят у нас в деревне. Теперь уже у них та благословенная пора напитывания духом. Аня и Ульяна учатся в православной гимназии Сергиева Посада. Из рук самого Святейшего Патриарха Алексия II пасхальное яичко получали. Великая радость для нашей семьи... А моя Вера, закончив с преподаванием ма тематики, теперь хозяюшкой в родовой усадьбе. Нас ведь, мужиков, особливо творческих, иногда заносит на ухабах. Так умная да заботливая жена здесь-то и удержит твой возок в пути — не даст опрокинуться, приведет к родному очагу! А мы - то, Лешка, для таких жен все преграды преодолеем: пусть и полумертвыми, да вернемся с отхожего промысла, как наши деды, бывало. Доползем к утру до родного порога, и — к ногам любимой жены, от радости в слезах да с добычей в зубах...
Душа обязана трудиться!
Сахарный иней крепкого мороза, раздутого ненецким хиусом, как костер, синеватъми покровами лег на скульптурную бронзу. Ранний закат алым контражуром вычертил абрис монумента на нарьянмарской Аллее Памяти: оленевод-фронтовик с промысловой «фроловкой» за плечом и хореем в руке, бодрая и верткая в деле оленегонная лайка, тундровый олень - настоящий бык - хор, налитой силой и мощью опытного вожака, мудрейший ворон - свидетель смены поколений - в вираже идет над аргишем, спешащим на большую войну за тридевять родных земель... Это памятник работы северного художника и скульптора Сергея Никандровича Сюхина, поставленный в столице Ненецкого автономного округа. Точка сомкнутых времен, рождающая чувство гордости за свою землю, за рожденных здесь Победителей.
Это - Память о духовном единстве людей, поколений, родного края и Отечества. Много где бывал за полярным кругом, но подобного по мощи духа не встречал...
- При создании памятника для Нарьян - Мара сама тема оленно - транспортных батальонов не показалась трудной?
- Нисколько! Это для москвича ненецкий край кажется экзотической далью, хотя из столицы до него лететь почти столько, сколько до Архангельска. Ненецкий округ мне близок и знаком по - родственному.
Моя жена родом из Нарьян - Мара, а ее дед, Афанасий Васильевич Конухин, служил в порту главным механиком и позже был первым председателем поселкового совета Белощелья.
- С чего ты там начинал?
- Собрал материал в окружном музее, побывал у оленеводов, почувствовал историческую первооснову этого материала. За годы сотрудничества с популярным журналом «Северные просторы» я досконально изучил быт, культуру и нравы народов Крайнего Севера. Мне не надо объяснять разницу между, скажем, селькупами и нганасанами, ненцами и долганами. Мне близок этот народ. Близок тем, что умеет работать от души, не из - под палки. Для этих людей хотелось трудиться.
- А когда испытал радость в осуществлении этого проекта?
- Знаешь, когда все согласования, утряски и увязки закончены, у скульптора начинается самый божественный момент; лепка в натуру из глины! И лепишь ты «во весь дух», как в детстве — самозабвеннейше...
- Условия для этого есть?
- В мастерской скульптурного цеха на литейном заводе в Смоленске — приезжай и работай! Тебе рады и помогают от всей души.
В цехе стоит трехметровая «мясорубка»: в один конец загружают сухой материал, а с другого выходят влажные, податливе, как масло, отрезки синей глины. И работается там на удивительном творческом взводе. Душа поет! Счастливые мгновения...
- Помощники нужны?
- Конечно. Сначала заводские ребята - сварщики, сверяясь с рабочим макетом, помогают сделать металлический каркас. На его основе лепишь в глине в натуральную величину.
Сдаешь заказчику. Если «глина» принята, то за дело берутся форматоры, люди незаметной, не очень известной профессии — настоящие уникумы. Этим навыкам нигде не учат, они передаются от мастера к мастеру. Штучные специалисты! От качества и аккуратности их работы зависит, как будут сняты формы с глиняного макета.
Слепки делают по кускам, ведя строгий учет, нумерацию и контроль качества. Затем делается восковая копия, готовится специальная формовочная смесь из песка со смолой. Точность форм на выходе должна абсолютно совпадать с глиняным оригиналом. Только потом за свое искусство берутся литейщики и обрубщики. Не скудна наша земля талантами, и этими мастерами движет дух, иначе не сказать... Душа обязана трудиться!
Зрелый город
- Нынешний Нарьян - Мар — это культурная среда, готовая к восприятию современных урбанистических жанров. Ты смог ощутить эти перемены?
- Я помню город серым, а теперь, спустя много лет, увидел его цветным, и создалось такое впечатление, будто изменилась энергетика окружной столицы. Монументальная скульптура для отражения духа нового Нарьян - Мара подходит идеально.
- В чем ее универсализм?
- В том, что она, во - первых, всегда способна отразить особенности той среды, в которую вписывается, и стать гармонично единой с этой средой.
Во - вторых, в ней можно выразить какие - то знаковые моменты в истории города, и они будут отражением истории нашего государства, нашей общей Родины.
- Каким памятником это можно выразить?
- Например, монументом содружества народов России в освоении Арктики. Ненецкий автономный округ сыграл в этом немалую роль. Стрелка арктического компаса нашей Россиюшки посажена на нарьянмарскую ось. Этого трудно не заметить.
Какие наши годы!
-Каково ощущение себя в шестьдесят?
- Чувствую себя гораздо моложе, чем отлитый в бронзе пятидесятилетний Ломоносов в тех композициях, где он сидит усталый и поникший...
Мой Михаил Васильевич, тот, что живет в САФУ, — мощный, ударный пассионарий, рожденный Севером человек. Его напористость поддерживалась неукротимым духом, данным от природы, тем духом, что сызмальства питал его в родной стихии — в деревне, на море, среди поморов. Таким шторма нипочем.
Он сам был своего рода штормом, не давал ни наукам русским, ни талантам российским в спячку уйти, закиснугь, как стоячему пруду.
А что касается меня, то я себя ощущаю полным духовной энергии и расцвете творческих сил...
- Хочешь взгляд со стороны? Твои книжные иллюстрации разошлись миллионным тиражом. Портретная галерея, живописные работы нашли широкое признание. Памятниками наполняются души городов. Что бы ни сделал — рвут с руками и ставят на лучшее место, украшая жизнь...
Говорят, что самые верные оценки ставит время. Но по масштабу сделанного получается, Сергей Никандрович, ты — живой классик.
Так держать, ваятель духа, ни пера тебе ни пуха! И — не бронзоветь!